Дорогие друзья, первый номер этого года мы открываем интервью с человеком, известном во многих странах мира, не говоря уже о России: педиатром и хирургом, доктором медицинских наук, профессором, директором НИИ неотложной детской хирургии и травматологии Леонидом Михайловичем Рошалем.

Леонид Михайлович, что, на ваш взгляд, нужно сделать для таких больных, которым необходимы дорогостоящие лекарства?

Гипертония — основа ряда серьезных осложнений, в частности инсультов. Из­за них у нас многие люди умирают в зрелом, трудоспособном возрасте, поэтому, чтобы снизить смертность, необходимо уменьшить цены на лекарства для определенных групп пациентов в 2–3 раза, иначе мы с вами ничего не сделаем. Таким образом, важны доступность и цена. Ну и, конечно, качество. Я и сам иногда, приобретая лекарство в аптеке, не испытываю уверенности в том, что это не подделка. Иногда, купишь препарат, а он не работает. Потом купишь в другом месте или привезут из­за границы — работает. Я считаю, что, когда проводят контроль качества на заводе или складе, — это одно. С моей точки зрения, контроль должен быть на выходе из аптеки.

Одна из самых больших проблем человечества — это гиподинамия и связанные с ней заболевания: метаболический синдром, ожирение, сосудистые проблемы. Это относится как к взрослым, так и к детям. Какие меры профилактики следует предпринимать?

Я не могу сказать, что сегодня гиподинамия больше, чем, скажем, 10 или 20 лет тому назад. Дабы болезней стало меньше, нужно, прежде всего, чтобы улучшилось психологическое состояние людей. А иногда болезнь подкрадывается и к человеку, который ведет достаточно правильный образ жизни. Это может объясняться генетическими причинами, условиями окружающей среды, качеством продуктов, воды, загрязнением воздуха. Сегодня выделить какое­то превалирующее заболевание сложно. Но так как сейчас финансирование здравоохранения недостаточное, мы тщательно выбираем, на что тратить выделенные деньги. Я считаю, что самое главное — направлять средства на предупреждение тех болезней, от которых чаще умирают. Это, конечно, инсульт, инфаркт и сосудистая патология. Сейчас в этом плане мы продвинулись вперед: наш министр Вероника Юрьевна Скворцова занимается программой по организации сосудистых центров. Мы движемся в правильном направлении. Это одна группа заболеваний. Вторая группа, конечно, — онкология. Я преклоняюсь перед онкологами, потому что они отвоевывают у смерти буквально миллиметр за миллиметром. Затем, я считаю, идут вопросы детства, а также травматизм, потому что в структуре смертности травматизм в работоспособном и старшем возрасте находится на первом месте. Сюда относится и дорожный травматизм. Вот такие основные направления, которые я бы выделил.

Вы — директор Московского НИИ неотложной детской хирургии и травматологии. Как сейчас обстоят дела в этой известнейшей детской клинике?

Вы находитесь в действительно уникальном месте: нигде в Москве и в мире вы не найдете такого специализированного института неотложной детской хирургии и травматологии, включающего отделение нейротравмы. В год через институт проходят до 40 тысяч детей. И всех мы лечим бесплатно. Это трудно, но мы пытаемся это делать. Институт очень хорошо оснащен, у нас буквально все есть: вертолетная площадка на крыше, реанимобиль, шоковая палата в приемном покое, которая подчинена нашему реанимационному отделению. И когда к нам поступает ребенок с тяжелой сочетанной травмой, его одновременно встречают нейрохирург, травматолог, реаниматолог, общий хирург — и делается все, что необходимо. Мы за последние годы построили новый корпус, сделали ремонт старых корпусов. И в новых стенах как­то легче функционировать. Я доволен нашими кадрами, которые работали не только в России, но и за рубежом.

В вашем институте существовала бригада, помогавшая пострадавшим в катастрофах и войнах. Продолжает ли эта команда свою деятельность?

Да, у нас есть бригада, оказывающая помощь детям при катастрофах и войнах в разных странах мира. Мы прошли практически весь экватор. Это — большая школа. В эту бригаду входят врачи только нашего центра. Это реаниматологи, педиатры, травматологи, нейрохирурги, реаниматологи­анестезиологи. Численность ее зависит от ситуации, с которой мы сталкиваемся. Например, когда мы в Индию летали, — это одна бригада, а в Пакистан, Иран, Японию, Алжир — другие. Последний раз мы были после землетрясения на Гаити. И еще мы работали во время войны Израиля и ХАМАС — оказывали помощь детям.

Не сложно ли сейчас институту? Все­таки изменились условия, сменилось московское руководство.

Сначала были необдуманные решения, которые ставили нас в неловкую ситуацию. Надеюсь, что сейчас будет лучше.

Что нужно делать, чтобы меньше болеть?

Я абсолютно ничего не делаю специально для своего здоровья. Я не занимаюсь физкультурой, у меня нет режима питания. Говоря откровенно, я никогда не знаю, что я поем, но никогда голодным не бываю. Сейчас я стараюсь есть меньше жирного, сахара, картошки. Конечно, очень здорово, если в семье прививается физкультура. Я спорт не люблю, а люблю физкультуру. Это же элементарные вещи: на велосипеде проехать, выйти на пешую прогулку вместе с детьми, бабочек половить, искупаться в речке, умеренно позагорать — это очень здорово. Это все относится к культуре, а также к условиям жизни: надо, чтобы народу все это было у нас доступно.